Одна из жестей, я выпал, когда перечитал 😶. 18+.
"Купи сову!"
– Нельзя, – сказал я.
– Нельзя, – сказала Елена.
– Можно, – провибрировал стенками унитаз.
– Можно, но качественное! – прокричал тритон в десяти метрах от берега и нырнул обратно в воду.
– Главное, чтобы прелюдия длилась сорок минут! – добавила русалка в пятнадцати метрах от берега, после чего тоже нырнула в воду – только хвост и видели.
– А мне можно? – спросил слон, впихнувшись в кадр. – У меня хобот есть!
Но мы так замахали на него руками и ручкой сливного бачка, что он насупился и ушёл в другую историю травку жевать.
Или суп лакать. Да какая разница, не супь.
И сказал я, потерев окладистую бороду до пят:
– Что-то не так с современными девственницами. Вот раньше то ли дело было!
– Как именно? – заинтересовалась Исида.
– Не помню, – насупил я брови и сморщил лоб в морщины. – Но точно было. Может, потому, что раньше всегда было лучше. Раньше трава была зеленее, небо выше и голубее, голубика на голубях росла, люди хотя бы старались казаться честными. А сейчас что?
– Может, так оно честнее, когда не стараются казаться честными? – вопросила Исида задумчиво.
– Раньше секса не было, – вздохнула Елена. – Раньше женщины были настолько непорочные, что рожали по два-три ребёнка. А сейчас из них разврат прёт, а детей – шиш!
Невольно пальцы у меня так сильно посох охватили, что побелели костяшки на них. И молвил я:
– Неправильный стал мир, всё шиворот-навыворот! Понадумали средств контрацепции, резинок каких-то, спиралей, таблеток. Вот, вчера читал, что и мужикам таблетки придумали, вот напасть-то, ересь, проклятие! Это же как получается? Взял бабу, вогнал посох, накончал внутрь озеро – а дитяти ни одного и не народилось?!
– Это ещё что! – поддакнула Елена, пихнув меня локтем в бок, отчего я взвизгнул и подскочил. – Убивают детёнышей прямо в утробе! Это же… Это же… Не вари козлёнка в молоке матери его!
– А молоко тут при чём? – спросила Исида, так хлопая округлившимися глазами, что бабочек, которые пролетали перед её лицом, сносило на соседний континент по прихотливой причинно-следственной связи.
– Тебе не светит! – бухнул я. – Ты современная девственница, от тебя детей не жди. Не приложишь ты к своей груди розовощёкого ангела, или я – не я.
– Как знать… – задумалась Исида и почему-то посмотрела на море пресной воды. – Как знать…
Ещё одна загадка? Или она каким-то образом связана с тем, что мои искусительницы никак мне не поведают? Я бросил быстрый взгляд на Елену. Но Елена рассматривала пальцы на ступнях.
А когда подняла голову, то сказала только:
– Там лесбиянка с розовыми волосами ждёт, когда её продолжат пожёстче.
Тогда я откинул посох, расправил морщины, разогнул спину и рассмеялся чистым смехом человека, который пробудился от липкого тягучего кошмара в солнечное лучистое утро. Смех мой прокатился по просторам, до самой дальней деревеньки дошёл, до самого последнего хутора добрался, и даже избушка на фазаньих ножках в лесной чаще вздрогнула и испуганно осенила себя треугольным знамением.
Но едва я открыл рот, чтобы заговорить, как Елена приложила палец к губам. И сказала она вот такое, тоже голосом низким и бархатным:
– Я словно с цепи срываюсь. Диким вепрем, яростным носорогом, обезумевшим нарвалом вбиваюсь в розовую мякоть, а ещё в кулак хватаю розовые волосы. Ягодицы от молота моего лобка ходят ходуном, двухметровыми волнами, хоть сейчас прыгай на доску и скользи по ним, рассекая! А крик сладостной боли, болезненного удовольствия, подчинения мужской стихии взвивается из горла девушки и раскалывает небосвод, так, что через трещину видны звёзды.
И я кончаю, вогнав особо глубоко. Выпускаю волосы из кулака, ведь я не индеец-икорез, чтобы срывать с поверженной скальп! Потому что от струи моей, потока моего, фонтана и лавины она улетает вместе со своей любовницей в море; ты едва успеваешь пригнуться. Но всё равно попадает на тебя остаток молочного извержения, когда, не в силах больше сдерживать дыхание, ты выныриваешь и хватаешь ртом воздух.
Ты закашливаешься… а затем сглатываешь, сама не зная почему.
Ты видишь, что я стою на четвереньках, тяжело дышу и обливаюсь потом праведного, но трудного дела. С меня так и течёт, подобно весенней капели; песок подо мной мокрый.
Но я собираю волю в кулак.
Подымаюсь, отряхиваюсь всем телом – брызги разлетаются на несколько метров. Тебя тошнит и выкручивает, но в последний момент ты вспоминаешь, что пот праведного труда не пахнет плохо. И что ты вообще давно привыкла к потному сексу, потому что твой байронический любовник не купается по три дня летом, в знак протеста обществу.
И это хорошо, если от него несёт лишь застоявшимся потом и кислым запахом нестиранных носков. Ведь зачастую тебе приходится вкушать вдобавок к сему букету разящий аромат дешёвого пойла вместе с душистым благоуханием свежескуренной травы.
От которого першит в горле и хочется кашлять – когда тебе нужно изображать восторженные стоны от распирающего низ твоего живота удовольствия. А ещё шептать слова поддержки, подбадривания и любви, чтобы он воодушевлённо и порезвее двигался, и ни в коем случае не обмолвиться, что тебе больно оттого, как неумело, сразу слишком резко и с нажимом он теребит клитор.
Ты уже знаешь, что стоит сделать ему замечание – и он обвинит тебя во фригидности.
А потом будет ходить и ныть, что ты не ценишь его элитные навыки. Другие ведь девушки не жаловались!
Но вернёмся ко мне, моя связанная добыча. Моя нежная косуля, моя трепетная лань, моя большеухая слонина, моя добрая корова. Моя птенчик, моя голубок, моя скворец, моя жаворонок. Моя голубка, орлица, моя гиппогриф! Моя диплодок, ихтиозавр, птеродактиль, Несс-Лоххкое чудовище!
Широкой грудью я вдыхаю целительный морской воздух; песчинки белыми струйками сыпятся с курчавой волосатой груди. Я сжимаю в кулаки ладони, задираю губы, обнажаю звериные клыки. И луплю себя в грудь, пританцовывая, и кричу страшным голосом готового к битве обезьяньего короля.
Пусть тысяча стрел вспорет воздух – всех смету одним широким движением волосатой лапы!
Я смотрю на тебя, ты смотришь на меня. Наши взгляды плавятся от жара наших глаз, стекают в один котёл и перемешиваются в булькающую, кипящую, полыхающую магму. Неведомым хтоническим магнетизмом притягиваются друг к дружке наши души, спаиваются в единую чёрную цепь и каркающий и шипящий голос творит над ними заклинания чистого зла.
И вот мы, слитые в одно кольцо, больше не можем порознь. Мы вместе, ты и я, я и ты, мой жезл зла и твоя жемчужная лагуна тьмы. Мы созданы друг для друга, как хлеб и масло. И сыр с колбасой, посыпанные шоколадной стружкой сверху.
И мороженым помазанные на царствие над народом избранным.
Но я – по-прежнему на берегу, а ты – в воде. Налево мне больше смотреть незачем, лесбийскую пару я уже смыл в море; вон они, за тобой, только что выбрались на песок и уже снова сцепились в поцелуях, слизывая с кожи капельки воды и свалявшиеся в упругие сгустки брызги моей яичной фабрики.
Я смотрю направо, и ты кричишь. Кричишь и плывёшь к берегу, плывёшь ко мне.
Но слишком медленно. Тебя словно что-то тормозит. Как будто к рукам и ногам привязали гири, а на шею повесили ошейник с тяжёлой чугунной цепью. Ты преодолеваешь всего несколько метров… И цепь не пускает дальше.
Тебе остаётся только смотреть. И ты смотришь.
Ты видишь, как я подхожу к паре худощавых парней, молодых мужчин, которые настолько увлечены друг другом, что позабыли весь мир вокруг. Даже поставь рядом с ними пушку и дай залп – они только поморщатся, но от дела не отвлекутся.
Вот это концентрация! Не то что вы, девушки, постоянно отвлекаетесь на разную чушь! Муха пролетела – заметили и прокомментировали у себя в голове. Блоха выпрыгнула из шерсти вашего котика – сразу нервный приступ! Муж как-то скривился, губу закусил, роняет слюну и подёргивает веком, пока исполняет супружеский долг – вы о скорой помощи думаете!
Ну какое здесь соитие? Какое совокупление?
Пойти купить сову.
Я слегка кашляю. Намеренно прочищаю горло, чтобы привлечь внимание. Щёлкаю зубами, в конце концов!
И оба парня с раскосыми глазами…
#Семь_Чудес_Тьмы, #Следуй_за_Штормом, #Королевская_Анархия
#евгений_дородный, #короткие_рассказы
